«Осуждение Риголетто»
Да, это название по аналогии с «Осуждением Фауста» Гектора Берлиоза. Однако на этом аналогии и кончаются. У французского композитора название вытекает из концептуального решения той знаменитой «Драматической легенды», а здесь – откровенно слабый спектакль. Итак, Мариинский театр (новая сцена), 4 октября 2018 года.
«Театр уж полон» - публика в основном не театральная, хотя и воображает себя оной. Более всего меня огорчают аплодисменты и неистовые крики «браво», которые в таких спектаклях безрассудно и незаслуженно выплескиваются после завершения определенных музыкальных фрагментов, дабы убедить себя и окружающих в «глубоком понимании и сопереживании». А еще удовольствие - сладкая похвальба, в каком-либо сообществе «погрязших в быту» соплеменников: «Да, вот, вчера был в Мариинке..»
- Да, ну! И как!
Это небрежно «через губу» брошенное, дорогого стоит!
В этот раз первые аплодисменты раздались вначале и очень некстати. Молодой дирижер Павел Смелков, как положено под поощряющие аплодисменты вышел, поклонился, «положил руки на оркестр», предлагая приготовиться, но тут вместо первых сладостных звуков Верди, прозвучал чей-то выкрик и часть публики, под смешок, вновь разразилась аплодисментами. Мне подумалось, что это конкуренты пришли устроить обструкцию нелюбимому музыканту, но ответа на свое недоумение так и не получила.
Увертюра прозвучала довольно тускло и, кажется уже здесь отдельные группы оркестра позволили себе не совпадать с другими. Конечно, это было едва заметно, было «чуть-чуть», но то и скверно, ведь если бы расходились на полтона или в один такт, то можно было бы приписать это несовпадение, какому-то новому суперкреативному решению (авангард ведь, на дворе), а так, время от времени случалось то, что музыканты называют одним простым словом: «грязь».
Поднялся занавес и взору страждущего зрителя предстала довольно пустынная сцена с игрушечным троном справа. «Сценический минимализм» - подумала я, настраиваясь все же на серьезный просмотр. (Этот трон во втором действии стоял уже слева – сценографическая драматургия в действии). Конечно, я бы могла даже интерпретировать все эти «режиссерские находки» - объяснить можно все, да еще, если использовать соответствующую лексику – попробуй не поверить критику! Но режиссер постоянно опровергал сам себя, разрушая мои концепции у самого фундамента, так что я постоянно удивлялась.
Мужской хор в облегающем черном (символ, намекающий на черные души собравшихся) довольно стройно, но индифферентно пел и реагировал на окружающее. Танцевальная группа – (женщины в белом – «жертвы насилия») как-то незаметно проскользнули в танце на контрасте с черными развратными придворными, от которых только и можно ждать как неоправданных притязаний на удовольствия. Правда хор в течение всего спектакля был неизменно равнодушен к происходящему, лишь из уважения к профессиональному долгу поднимая руки, качая головами и двигаясь по сцене, не нарушая строевое построение.
Сразу отмечу важное – никаких претензий к вокалу солистов! Прекрасные голоса! Но Герцог – Сергей Скороходов, почти с самого начала перестал обращать внимание на оркестр. Видимо, из области уже выстраданного глубокого разочарования: «А, играйте что хотите!». Правда концу спектакля сцена и оркестр «притерпелись» и все пошло благоприятно – будем справедливы. Риголетто – лауреат многих конкурсов Эдем Умеров, в тот вечер вообще не был настроен на «лицедейство» и пришел на спектакль с одной лишь целью – хорошо спеть партию. Да. Удалось.
Настоящим бриллиантом спектакля стала незнакомая мне исполнительница пар
тии Джильды, Айгуль Хисматуллина. В программке значились и достойные регалии, (в виде лауреатства), этой солистки, а также было обозначено то, что данное ее выступление на Мариинской сцене было первым. Однако именно эта юная исполнительница, обладая великолепной сценической внешностью, и главное – потрясающим голосом, обширного диапазона и необыкновенно красивого тембра, можно сказать держала и спасала весь спектакль. Несмотря на невероятные выдумки режиссера, она не сдавалась и не просто пела, давая возможность наслаждаться музыкой Верди, но и была истиной Джильдой – смиренной, любящей, всепрощающей.
По-поводу «выдумок» хочется поговорить особо. Хотелось бы знать. Что именно «замышлял» постановщик когда-то (спектакль 2005 года)!
Если это должен был быть «концерт в костюмах», то хотелось бы большего старания и репетиционной работы оркестра, видимо большего количества сводных репетиций, в связи с новыми вводами артистов в спектакль. Если это театральное действо, то хотелось бы понять сверхзадачу, с элементарной проработкой мизансцен, ведь артисты лишь прилежно двигались по сцене в соответствии с той «разводкой», которую им преподали (возможно и в спешке). Если был замысел использовать брехтовский «эффект отчуждения» и режиссер был противником аристотелевского «подражания действием действию», то совсем уж нелепицей выглядит пара мизансцен… Например!
Обычно в театре, сцена похищения Джильды происходит на затемненном фоне – пронесли какой-то мешок за сцену – зритель поверил, ведь все происходит ночью, да еще и в спешке.
В данном же случае Джильду в белой ночной рубашке (видимо ради этого символа чистоты все и замышлялось), выносят на публику, предлагая зрителям решать – что в данном случае произошло с героиней. Будучи людьми гуманными, хотя и воспитанными на бесконечных криминальных сериалах, собравшиеся в зале наивно думают, что главная героиня в глубоком обмороке от страха и ужаса. Но! Когда во втором действии, огорченный исчезновением новой возлюбленной, Герцог узнает, что возможно именно она сейчас находится в его замке, предупредительные слуги, вновь вытаскивают героиню в том же бесчувственном состоянии, чтобы Герцог, заглянув ей в лицо, мог «осуществить опознание». Вызывает вопрос - кто и при помощи какого средства так надолго «вырубил» героиню (извините за вульгаризм, но он здесь стилистически вполне допустим – так как, невольно просится слететь с губ).
И вообще, если уж дошло до такого натурализма (Аристотель скромно стоит в сторонке), то почему Джильду (хрупкая и нежная Айгуль) нельзя взять на руки и вынести по-мужски, пусть даже это и театр. Почему справиться с задачей призваны двое не маломощных придворных, которые тащат ее, через сцену, почти как нерадивые студенты жертву вражеской атаки на уроке гражданской обороны. Или постановщик желал ввести здесь дидактический элемент?
- Смотрите, как могут обессилить мужчины, от нездорового образа жизни и прочего «придворного разврата» - что уж там скрывать!
Я могла бы еще многое рассказать вам о спектакле, но и из данного недлинного воспоминания что-то вырисовывается. Имеющий уши, да услышит…
Знаю, что в это же самое время, «Риголетто» показывали и в Казани.
Выходя в этот раз из Мариинского, подумала коротко и зябко, кутаясь от осеннего ветра, что те зрители, этим вечером, будут более счастливы.
P/S
Когда-то, лет десять назад мой герой Митрофанушка написал эти стишата. Хоть разбавить свою печаль - вспомнить их) расслабиться с друзьями)
МИТРОФАН В ОПЕРЕ
Был я в опере, друзья:
Промолчать о том нельзя.
Друг купил нам два билета
На премьеру «Риголетто».
Опера про оперОв?
Что ж, идём! Всегда готов!
Вот пришли. Толпа у входа
Разодетого народа.
Оторвали нам контроль,
Мы внутри - иди! Изволь!
Все куда-то устремились.
Мы за ними. Очутились
В помещении «буфет»:
Ни компота, ни конфет.
Но народ, нежравши, видно,
Покупает безобидно
Бутерброды и коньяк.
Мы ж в «завязке», нам никак.
Сели в ложе-бельетаже -
Мне понравилося даже.
Зал притих и свет погас,
Так премьера началась.
Яркий свет, на сцене бал,
Я смотреть на сцену стал.
Вдруг увидел я девицу:
Пред другими, как царицу.
Платье белое, как снег,
С ней под ручку человек.
Стал смотреть: неужто муж?
Лысый, старый - ну не дюж!
А ее назвал я Таня
И влюбился как в романе.
Только на нее гляжу и глазами повожу.
«Посмотри!» - толкнул я друга,
«Я нашел себе подругу!»
Он взглянул небрежно раз
И отрезал: «То ж миманс!»
Ну не знаю! Может «мимо»,
Но любовь не объяснима.
Вижу уж с другим поет -
Толстый сразу «задний ход!»
Что ж! Общается спокойно,
Но ведет себя достойно,
Никаких «обжимок» нет -
Просто светский этикет.
Скромность - это украшенье,
А у ней в любом движенье
Нега, ласка и печаль.
Стало мне, вдруг Таню жаль.
Раз присела - знать устала!
Я подумал: ела мало,
Общепит у них прескверный,
Не буфет, а «прячьте нервы».
Вышла - может в туалет?
Нет её, а в сердце след!
Весь антракт о ней мечтаю,
Коль на сцене в счастье таю,
Если ж, вдруг на сцене нет -
Мне не нравится сюжет.
Представляю как мы с Таней
В Доме бракосочетаний.
(Это платье подойдёт.
Сшито уж и ей идет).
А ещё куплю для вида
У соседа-инвалида
Запорожец на ходу:
Таня едет - я веду!
Нарожаем с ней детишек,
Двух девчонок, двух мальчишек,
(Я же все-таки поэт:
Сочиню - чего и нет,
И чего и быть не может).
Только вдруг зажегся свет.
И пошли мы по домам,
По знакомым по делам.
Но осталась Таня где-то -
Вечная мечта поэта.
С веером издалека
Машет мне её рука.
В светлом платье профиль милый.
Велика искусства сила!
