О фильме "Большая поэзия"

Хосе Ортега-и-Гассет в своей работе «Что такое философия» не без юмора пишет, что история философии представляет собой "миленький сумасшедший дом", где одни философы опровергают других.

Ценю юмор — а в наше время, без юмора вообще не прожить.

В фильме «Большая поэзия» юмора мало, но драматическая коллизия захватывает настолько, что трудно дышать, не то, чтобы писать рецензию.

Что ж! Значит, рецензии и не будет! Подчиняюсь стихийному «хочу — не хочу» и готова назвать эту мою статью «откликом» — так чтобы не нести никакой ответственности ни за форму, ни за содержание, ни за их классическое взаимодействие. «Лонгриды» — это новое словечко не так давно появилось в лексиконе молодых, и они же объявили, что «длинные тексты» — это скучно! Зачем писать новый лонгрид, чтобы показать свою компетентность и осведомленность в области современной кинематографии… Где читатель-то! Кроме прикормленных «почитателей» — пустынное пространство с мерцающими экранами, затянувшими наркотическим удовольствием причастности, сознание Человечества. И ведь жанр рецензии требует обстоятельно освятить «историю вопроса», так что мне, конечно же, понятен критик, что устало махнув рукой начинает перечислять ряд уже «прокатившихся в прокате» фильмов, отечественных и зарубежных, начав, конечно же, с «Брата» А.Балабанова. А может это и правильно… Ведь в фильме «Большая поэзия» уже постаревший за двадцать лет герой того фильма, или его двойник — тоже присутствует — это Ротный.

Честный и надежный, бывший герой той, афганской, запивающий неуемную боль души алкоголем. Большой сильный человек, от которого, то уходит жена, «потому что он сам все портит», то возвращается — потому что он еще живой, а раненых на поле боя, коим является наша жизнь, не бросают. Она, по имени Татьяна, так и не появившаяся на экране, тоже «из той эпохи», где поколению молодых были привиты другие понятия о чести, долге, любви к Родине…

Здесь, в фильме Александра Лунгина «Большая поэзия», уже иные герои — можно сказать «сыновья афганцев». У них своя война и своя боль — луганская, чеченская…

Уж сколько фильмов сняли об этом, — будто бы возражает мне фантом, придуманного мною же критика. — Хочется новизны в искусстве! Где новые темы! Столько рассказано было об этой боли! Поствоенный синдром, а точнее, «посттравматическое стрессовой расстройство»…

И опять вспоминается философия, которая, все же, то ли «организованное знание» по Спенсеру, то ли, «мировоззренческое мышление», а поток — попробуй, останови, чтобы зафиксировать! Метафизика — ее «не сфоткаешь».

Однако и среди философов встречались веселые люди.

Однажды, кто-то из таких, теперь уже из прошлого века, иронично предложил забавную классификацию исторического времени: период «от Адама до моего дедушки», «от моего дедушки до меня» и, наконец — наиважнейший период — «моё время»!

Для тех, «кто в бронепоезде» объясняю: От Адама до дедушки, — это настолько далеко, что заботливо укладывается сознанием в мифологическое лоно. «От дедушки до меня» — понятнее, ведь для многих это общение с живыми бабушками и дедушками, которым так легко бросить упрек в «непонимании молодых», в ветхости, непрактичности для современного бытия, их представлений и понятий: Где им, с устаревшими взглядами, понять новое поколение и новое время!

И, наконец, «мое время» — есть самая большая ценность, ибо в нем протекает жизнь современного молодого человека (и эта парадигма актуальна для любого хронологического измерения, хоть для времени правления «царя-Гороха»).

Да, я уже принадлежу ко второму периоду, к поколению (как долженствует) непонимающих-осуждающих, но! Смело шагаю в новое время молодых и протягиваю руку. Стою на холодном ветру и, кажется, шепчу, как перед важным броском в бою: не отрекаюсь! От детей не отрекаются…

Просто каждая настоящая женщина в первую очередь — Мать, поэтому для нее дети — это все обездоленные, «собранные» в том мифологическом Большом человеке (по Платону), которое и есть все Человечество.

Руку никто не берет. И не потому что не нужна помощь, просто у тех, кто так нуждается в поддержке, руки заняты смартфонами…

— Всех жалко, — раскрывает свою раненую страстями душу Лёха. Говорит искренне и что важно — словно говорит и за умирающего Виктора, может быть бессознательно желает, облегчить покаянием участь отлетающей души друга.

Сам Виктор покаяться не может, потому что, как оказывается, был мертв уже с первого кадра фильма, а мы то смотрели и не догадывались!

Вначале герой предстает человеком надежным, способным честно исполнить долг, пожертвовать жизнью, которой не дорожит, простить за подлость, отдать последнее… Казалось бы что может быть прекраснее!

Но в нашем мире все перевернуто. Отгадка его состояния в страшном кадре, казалось бы бессмысленного поступка, который объясняет все…

— Ты хочешь увидеть Ад? Хочешь сейчас покажу?- говорит Виктор успешному блогеру, легко разглагольствующему об онтологии греха, который заинтересовался героем фильма и готов «расрутить» странноватого поэта, в форме охранника.

— Покажи, — откликается удивленный и успешный интеллектуал.

Виктор берет боевой нож, что всегда с ним и с размаху, не моргнув глазом, вонзает его в свою руку, припечатывая ее к столу…

Эпизод угодливо снимается помощниками, — сюжет наберет миллионы лайков, вот удача! И никто из присутствующих не понимает в своем осуждении этого эпатажного и страшного действия, единственное за весь фильм, признание героя о себе: он мертв, и Ад, — это когда душа убита, так что не больно.

Артист Александр Кузнецов не играет. Такие ледяные, прозрачные глаза, без дна, не сыграешь. Хотя крупные планы показывают, что в этих глазах еще могут отражаться чувства. Бесценные кадры. Потому что молчание героя и эти его глаза на неподвижном лице, приближают нас к тому месту в душе, где раньше была боль, да выболела после прижигания войной.

И вновь фантом критика, суетливо, угадывая противоречие в ходе моих мыслей, — вновь утверждает: «Говорю же! Фильм о герое с поствоенным синдромом».

Я не спорю. Каждый остается на своем уровне восприятия. Настоящее художественное произведение всегда многослойно.

В наше время противоречия часто лечатся смехом. На экранах множество клоунов, причем в передачах не только развлекательных. Время такое.

Вот и я, чтобы разрядить обстановку и быть в трэнде, готова напомнить старый анекдот.

Сидит мудрый житель Севера на берегу. Всплывает американская подлодка: видел русскую подлодку? Куда направились?

— Зюйд-зюйд вест!

Всплывает наша подлодка. Тот же вопрос: Куда направилась американская подлодка?

— Зюйд-зюйд-вест, — отвечает местный житель.

— Ты мне тут не умничай! Ты пальцем покажи!

Я спросила у фантома, придуманного мною критика — о чем фильм? И когда тот начал «умничать», демонстрируя компетентное (к истории вопроса) осуждение новой ленты, как некий банальный повтор, того, что уже было, я, как в анекдоте, устало прервала его знакомыми словами — да ты просто пальцем покажи!

И он показал мне направление, и я увидела, что оно ложное.

Впрочем, если говорить о теме, а это проблема, поставленная жизнью, то, конечно же, фильм о «поствоенном синдроме». Но драматургия не сложится, если автор не сформулирует идею, которая является объяснением темы. У Александра Лунгина с драматургией все в порядке, все выверено до мелочей, и каждое слово, сказанное в фильме, каждый эпизод не случайны, что и обеспечивает высокую ценность художественной ленты.

Идея фильма — показать Богооставленность поколения, а «поврежденность» людей войной только одна из веских причин трансформации человеческих душ.

Бог создал человека как творца — по Своему Образу и Подобию. Для реализации творчества, человек, как наивысшее создание наделен великим даром — свободой воли, ибо несвободный человек творить не может.

Свобода воли человека может быть направлена как на достижение Добра (в чем собственно и заключается цель человеческой жизни — наивысший творческий акт) или сотрудничество со Злом, что легче и соблазнительнее для многих упавших. Даже сам Господь Бог не нарушает Закон, разрешая каждому выбирать свой путь, поэтому в мире попускается Зло (как результат свободных действий человека).

Однако сотрудничая со Злом, человек теряет творческую силу. Фильм скорее заставил меня провести аналогии не с «Братом», что лежит на поверхности восприятия, а с романом Томаса Манна «Доктор Фаустос» и его героем — композитором Адреаном Леверкюном. Не буду обременять себя доказательствами — они есть. Однако, когда две разные женщины: Татьяна — жена Ротного и женщина (оставшаяся для меня безымянной), что «запала» на Виктора, не сговариваясь, повторяя одну фразу своим возлюбленным: «Ты всегда все портишь», отсылают меня к продавшему душу Леверкюну, который природившись Злу несет всем, даже любимым людям, только несчастье и смерть.

Фильм — это вопль отчаяния о поколении, которое незаметно природившись Злу, потеряло голос и способность творить.

Виктор — «поэт без стихов». Он жаждет творческого самовыражения, как истинно Божья душа, наделенная от рождения талантом, но лишен способности творить, как впрочем, и остальные, словно тени, промелькнувшие молодые авторы, читающие в литературном клубе свои неказистые строки, — неловкие, неуверенные, жалкие.

Среди всех, лишь один герой пишет стихи, которые все же можно назвать стихами и это, как ни парадоксально, бьющийся в страстях Леха, которого Ротный справедливо характеризует как «человек-Барахло».

Почему так! Вновь все «с ног на голову!»

Потому что Лёха еще живой. Он еще в процессе своего падения, поэтому его боль другая.

Вообще в фильме все словно заняты «не своим делом». Поэты, которые не могут писать стихи, женщины, которые способны родить, но не умеют быть матерями и женами, дети, которых отдали бабушкам и которые, кажется, готовы впитать от поколения родителей, что «шляются» рядом с ними, куда-то «отводя и приводя», только жестокость.

В фильме есть знаковый эпизод, подтверждающий эту мысль. Герой встречает хорошего знакомого — уроженца Кавказа и тот — борец, объясняет, что отдал сына в хореографический кружок (видимо интуитивно хочет отвратить от жестокости, развернуть к красоте). Однако будто случайно мелькнувший эпизод показывает, как в группе маленьких танцовщиков, мальчик в последнем ряду нехотя и коряво исполняет какие-то движения, вслед за всеми. Все заняты не своим делом…

Трагедия фильма в том, что все люди несчастны тем, что тянутся к Небу, но бескрылые, падают вниз, в страшную бездну.

Почему-то вспомнила «Посетитель музея» Константина Лопушанского. Почитала «критику» тех лет и вновь поразилась недальновидности некоторых суждений уже о том фильме.

Посмотрев фильм «Большая поэзия» услышала реплику, от человека, который тоже посмотрел фильм — «все как-то беспросветно…»

Не вполне согласна! Человек, наделенный от природы творческим даром, может его вернуть, если поймет причину своей «бескрылости». Если будет искать ее не в «окружающей действительности» — в фильме это новый безликий микрорайон, обступающий городскую свалку, на вершину которой взбираются герои, чтобы остаться наедине с собой и «отдохнуть душой», а в том Небе, которое простирается над нами с неизменной Любовью. Только в эту Любовь нужно войти самому, по своей свободной воле, отказавшись от греха, изжив зло, которое уже начало свое разрушительное действие, а это очень непросто, ведь амнезия, которой болен современный человек, парализует волю.

P/S Так получилось, что в кино ходила два дня подряд — поймать достойный фильм, так, чтобы редкий сеанс еще и совпал с твоим удобным временем, непросто, — фильмы-то «некассовые»…

Фильм «Грех» Андрея Кончаловского и «Большая поэзия» Александра Лунгина, казалось бы похожи лишь тем, что обе ленты - истинные драмы и достигают самого сердца. Они находятся «в разных весовых категориях» и вроде бы несравнимы, однако! Вдруг для меня неожиданно открылся потрясающий диалог!

В фильме «Грех», среди крови, грязи, интриг властолюбцев, люди молятся! Вспомним хотя бы эпизод, где сильные мужчины, ворочающие великие мраморные глыбы, перед решающим действием встают на колени и молчаливо, в сокровенной молитве, просят Высшего Благословения.

В течение всего повествования, великий Микеланджело мучается своей греховностью и жаждой освободиться от душевного мрака и Всевышний дает ему свою Божественную силу для творчества, что прославит Добро и Свет, к которым люди будут тянуться во все времена, с благодарением великому мастеру.

В Фильме «Большая поэзия» люди, как души Божьи, жаждут творчества, но они по своей воле отступили от Бога и потому «потеряли голос».

Диалог двух эпох. Свет в конце тоннеля есть всегда, но захочет ли поколение, погрузившееся в мир виртуальной жизни, оторвать свой взгляд от экранов, чтобы посмотреть в сторону Света…