Разговор при свечах

Недавно, в День Влюбленных, у меня был День Рождения, и мои друзья с Туристера поздравили меня. Немножко запоздали, но это не важно, ведь и я приглашаю их в гости, только сегодня… Ты думаешь, что всем не поместиться в моей квартирке? Так я буду встречать своих друзей каждый день! Глядишь, то один нагрянет, то другой...

Вот сегодня я жду ТЕБЯ, только тебя… Садись! Давай пить кофе. Сахар любишь? А сливки?

Так приятно. Зажечь свечу и поговорить о чем-нибудь сокровенном. Чем бы тебя порадовать! Хочешь, я расскажу тебе что-нибудь интересное, а потом ты мне — о своем…

Знаешь! Я никогда не включаю с утра телевизор. Хочется утром прислушаться к себе, именно к себе. Но почему сегодня я все же, включила телевизор, да так и застыла у экрана. Репетиция Елены Образцовой и Важа Чачава, ее замечательного и почти бессменного концертмейстера. Тридцать лет! Процесс творчества, созидания прекрасного! Репетиции мне всегда были интересны, иногда даже больше, чем сами концерты или спектакли. Сколько их было!

Как жаль, что моя книга воспоминаний еще не написана, а ведь все уносит Лета.

В этом году мы встречались с туристерцами-питерцами на Невском, в ресторане «Мама Рома», а в соседнем подъезде как раз расположился Центр Елены Образцовой. У меня было время до нашей дружеской встречи, и я зашла.

Очень хотела в декабре попасть на ее мастер-класс, но Елена Васильевна была в Москве, предельно занята в телевизионном проекте… Я взяла телефоны… Подумала: ничего, еще успею…

Последний раз я была на ее Мастер-классе лет восемь назад, в моем родном Институте театра, музыки и кинематографии, на Моховой.

Тогда певица только мечтала о создании своего Культурного центра и пыталась что-то предпринимать. «Грошовые» билеты на Мастер-класс великой Образцовой, который она устраивала для «бедных» студентов, был реальным вкладом в это благое дело: помочь, научить, заинтересовать, увлечь…

Зал был полон, хотя именно студентов почему-то и не было. В основном на неудобных скамейках, что топорщились ввысь амфитеатром, восседали неугомонные петербуржские меломаны, далеко не юного возраста.

Елена Васильевна вышла в черном брючном костюме, который так необыкновенно ласково и разнообразно представлял ее, струился, менял силуэты, что, кажется, впервые в жизни мне захотелось зарисовать это чудо, дабы понять тайну покроя.

О, женщины…

Она представила зрителям двух молодых солисток «Мариинки». В первом отделении предстояла работа над партией Азучены,  а во втором — Амнерис.

Рассказывать о Мастер-классе было бы сейчас бессмысленно, так как живое рождение образа, сам процесс постижения тайны, захватывал необычайно.

Молодая девочка, с прекрасным голосом спела нам известную Арию Азучены.

— Не нужно стараться изображать муку, страдание! В этой  арии Азучена рассказывает всю свою жизнь и в этой краткой простоте должно звучать такое невыносимое страдание, которое нужно пережить. Возраст — это не годы, это мудрость. — Объясняла певица своей ученице.

— Знаете!- обратилась Образцова к публике. — Сегодня собираясь на эту встречу, я хотела надеть любимое черное платье, которое так хорошо подчеркивает мою фигуру. Я похудела на двадцать килограмм и очень гордилась своим достижением. — Она улыбнулась так, как умела улыбаться только она.

— Однако, совсем уже перед выходом на улицу, я поставила запись голоса Анны Ахматовой, которая читала свои стихи. — И этот голос, такой безыскусный, такой неповторимый, голос много пережившей, воистину мудрой женщины, словно устыдил меня. Я решила одеться как можно проще. Вот надела этот костюм…

Я немного улыбнулась, уже над собою, потому как теперь и у меня был повод чуть-чуть устыдиться…

Помню, как в довершении разговора об образе Азучены, Елена Васильевна предложила юной вокалистке:

— Здесь я предлагаю тебе вообще упасть на сцену и последние две фразы спеть от пола. Будет такой особый резонанс. У зрителей — мурашки по коже…

И вдруг она, неожиданно «упав» со своего пьедестала, сама распласталась на сцене.

Концертмейстер проиграл несколько тактов и Елена Васильевна, тяжело приподнявшись на руках, взглянула в зал. Это была уже не она, а старая исстрадавшаяся Азучена. Всего лишь две фразы, которые старая цыганка спела на чужом итальянском языке были столь красноречивы, что весь зал, не сговариваясь, подчиняясь какой-то необъяснимой власти восхищения, вскочил и разразился овацией.

Можно ли в несколько интонаций уложить целую жизнь, всю трагедию матери, всю изболевшуюся душу!

Можно. И мурашки по коже были! Но не от технического приема, а от той великой правды, в которую невозможно было не поверить!

— Я не утомила тебя своим рассказом?

Может быть еще кофе? Ты любишь крепкий?

Да-да! Я слышу. Спасибо тебе!

Уж не знаю, почему, но однажды вечером мне захотелось написать это стихотворение.

Написала и забыла. Так бывает. А когда певица покинула этот мир, я вдруг нашла те строчки, перечитала и поняла, что они должны прорасти именно сегодня. Уж не знаю, почему… Мне так показалось.

Камерное выступление.

         Ступают по клавишам пальцы

                                           и в пяльцы,

со вставленным вечером музыки

                                 вечность вступает

                                                 голосом меццо.

Льется.

             Серия звуков

                                 мукой,

И в соло вокальном вдруг выступает

                                            мира соль

                                               на ране свежей.

Голос ее нежит,

      но как жить,

ведь надо преодолеть

                       данное, давнее, дольнее,

                                 чтоб не мешало вольному

                                     и укрощенному духу

                                    к горнему миру стремиться.

Чудится или снится,

                               как зала белые лица

                                                мелодией умывались.

Росла-прорастала завязь

                                     Любви…

И к прощению дверца

                               уже открывалась у сердца.

                            МЕЦЦО.

Было несколько встреч. Незабываемых. Два камерных концерта — одно отделение романсы Рахманинова, второе Чайковского. Один концерт был в Большом зале Московской консерватории, а на следующий день Елена Васильевна повторяла этот концерт уже в Актовом зале Казанской консерватории.

— Я и сама не понимаю, как я здесь очутилась. — Говорила она тогда полушутя.

Не забыть!

Это было гениально. Каждая фраза посылалась в зал концентрацией такого чувства, мысли, движения души, что зал впитывал жадно, ненасытно, восторженно. Каждый романс был новой жизнью человеческой, не пересказанной, а прожитой со всей страстью, радостью, болью, надеждой.

Сегодня утром, когда Важа Чачава и Елена Образцова работали над романсами, в телевизионном фильме, снятом уже много лет назад, я не могла не вспомнить тот концерт.

А еще… Вспомнилась встреча с Важа Николаевичем в Москве. Кажется это было в 80-х.

Помню, как мы, музыкальные театральные критики, которые собирались, время от времени на свои семинары в Москве, сидели в тесном зале Союза театральных деятелей и внимали великому концертмейстеру Елены Образцовой.

Не помню детали. Помню только его мягкий голос с теплым грузинским акцентом и сам рассказ, который, конечно же, в двойном пересказе (сначала его, теперь моем) может быть и станет несколько свободной импровизацией на тему тех итальянских событий, но расскажу, как помню. Уж не обессудь. Жаль, если бесследно канет…

— Это была целая цепь несчастливых событий,- начал свой рассказ Важа Николаевич. —

С театром Ла Скала был подписан контракт, и Елена Васильевна должна была петь на сцене театра камерный концерт. В Италии, и в театре Елена Образцова была хорошо известна и почитаема, но исполнение камерного репертуара на такой сцене было новым испытанием и мы оба волновались. К великому несчастью, незадолго до поездки, Елена Васильевна сломала два ребра и пение доставляло ей невыносимые физические страдания.

Пока шли разговоры и разрешались сомнения об отмене концерта, я решил слетать в Ла Скала, чтобы поприсутствовать на каком-либо другом камерном концерте, приглядеться, почувствовать атмосферу.

Партер блистал, дамы в бриллиантах, служители в камзолах, важные как дипломаты. Начался концерт. Певица-американка пела вполне прилично, однако, как только она начала Россини, в зале вдруг что-то дрогнуло, сдвинулось и началась страшная катавасия.

Все вдруг вскочили с мест. Кто-то кого-то тащил по полу. Я даже присел за креслом — так было страшно.

Певица при этом стояла на сцене и громко кричала: Свиньи! Я все равно отсюда не уйду!

Потом все как-то успокоилась. Когда я вернулся в Москву, мы с Еленой Васильевной твердо постановили, что от концерта нужно, конечно же, отказываться.

Однако время шло, и было принято решение, что отказ будет озвучен в личном разговоре с директором театра, а значит нужно лететь в Милан.

Директор не был в восторге.

— Елена! Ты меня убиваешь! — он размахивал руками так, что они, кажется,  готовы были оторваться. - Что мне делать! Ты знаешь нашу публику! Что ты! Это невозможно! Отменить концерт, на который билеты проданы еще несколько месяцев назад!

Конечно, я понимаю твое состояние. Я сочувствую, конечно! Но Mamma mia! Что делать! Что делать!

Он задумчиво подошел к окну и немного успокоившись сказал.

Конечно. В таком состоянии петь — это безумство. Но, прости, милая Елена, после этой отмены концерта ты не должна в театре появляться минимум два года. Я тебе ничего не могу гарантировать! Такая здесь публика. Пойми!

Впрочем… — он посмотрел на Елену Васильевну с мольбою.- Есть еще вариант. Какой?

Все просто. Ты не отменяешь концерт. Ты выходишь на сцену и поешь два-три, ну, четыре произведения, а потом… Ты обращаешься к публике, рассказываешь о своем состоянии и уходишь.

Нет! Ты не знаешь итальянскую публику! После этого они будут любить тебя еще больше!

Настал день концерта. Мы были оба бледные как полотно. Впрочем, когда Елена выходила на сцену, она была скорее зеленая. Я начал вступление, она запела. Все было как всегда, великолепно. Гром оваций. Она поет, а я боюсь на нее даже посмотреть зная, что сейчас все кончится… Но концерт продолжается. Вот уже и пятое произведение прозвучало, и шестое. Я осторожно смотрю на Елену Васильевну и вижу, что она уже с румянцем на щеках, полна сил.

Концерт имел необычайный успех и никто, нет, никто не смог даже заподозрить того, чего это стоило певице.

Однако рассказ имеет продолжение. На следующий день Елена Васильевна получила приглашение поехать в Бусетто, на родину Джузеппе Верди, так как в тот год она получала премию Верди, а получить ее можно было только лично.

О том, чтобы петь там, на родине Верди, речи не было, и мы готовились к приятной поездке. Однако когда прибыли на место, оказалось, что все жители на улице и на площади, ждут великую Елену Образцову, желают слышать ее голос и хотят подтверждения их выбора.

Робкое объяснение того, что певица не готова петь по состоянию здоровья, как советовал директор Ла Скала, здесь не возымело никакого действия. Люди из уст в уста передавили новости и наконец, до Елены Васильевны дошло решение собравшихся в честь знаменательного дня: Пусть поет, а то не дадим премию!

О, жизнь артиста! как-то «случайно» в дорожной сумке певицы оказались и ноты, и концертное платье. Концерт начался. Тот, кто стоял на улице и не мог слышать голос певицы, спрашивали, ждали сообщений от тех, кто находился в помещении, где проходил концерт. И на вопрос: «Ну как» — рассказывали. Как можно было рассказать музыку… Это могло быть только в Италии!

Говорят, что в театре Verdi в Бусетто интересно не только слушать певцов, но и наблюдать за публикой. Жители городка знают каждую ноту своего великого земляка и не прощают ошибок и небрежения в музыке…

— Боюсь, что я тебя совсем утомила своим рассказом. Прости за многословие. Есть такая колядка, там есть слова «Я умом ходила в город Ерсалим».

Вот и мы сегодня «умом ходили» в Милан, в Бусетто, в деревушку Ле Ронколе, где и родился великий композитор. Как бы мне хотелось побывать там на самом деле!

Если бы мы были с тобой там вместе, я бы столько могла тебе рассказать о тех местах! О жизни Верди. Но это уже другой рассказ, для другого вечера.

Для иллюстрация использованы фотографии из интернета.

p/s Хотела найти достойные фотографии замечательного музыканта Важа Чачава и не нашла. Есть сайт, где есть призыв - присылать фотографии. И надпись о том, что пока нет ни одной фотографии...