Мой балет. Воспоминания детства.

После посещения великолепной выставки в Манеже, посвященной истории русского балета, после публикации моего скромного альбома — первые впечатления, брошенные в интернет, после оформившейся решимости написать рассказ о выставке, я поняла, что без этого очерка в блоге, мои дорогие читатели не смогут прочувствовать всю значимость для меня посещения этой выставки и той страницы в моей биографии, которая называется «балет».

Память — необходимое условие формирования личности, а воспоминания — это словно отчет о «проделанной работе», название которой — жизнь.

В балетную студию меня отвела бабушка, мне было лет пять. Руководительница — Вера Леонидовна когда-то танцевала в Большом театре и даже в спектаклях с Галиной Улановой. Помню меня тут же поставили к станку, и я пыталась что-то изображать вслед за остальными девочками — «белыми», воздушными, красивыми феями. Я же была в домашнем платье и домашних тапочках. Было стыдно и неловко. Правда уже к следующему уроку я обрела балетки (бабушка сшила на своей машинке «зингер»), то есть я стала «как все», хотя бы внешне. Не слишком хорошо помню сам процесс превращения маленькой девочки, что была меньше всех ростом, и младше остальных, в способную ученицу, которой нередко предлагалось показывать другим, как исполнить то или иное «па». Это значило, что я отношусь к тем, кто «схватывал» быстрее и исполнял лучше.

Похвала была приятна, но зазнайства не было — труд смиряет. Я с восторгом смотрела на старших учениц, которые творили чудеса, пока не доступные.

Мне было семь лет, когда однажды в класс пришел незнакомый мужчина и внимательно наблюдал за нами весь урок. Не зная цели посещения незнакомца, мы чувствовали, с каким уважением к нему относится Вера Леонидовна, и старались изо всех сил — «тянули колени», «убирали хвостики», выворачивали ноги в первую позицию и прочее.

Следующий урок незнакомец, провел сам. Оказалось, что он подбирает девочек для участия в спектаклях Куйбышевского театра оперы и балета, который через месяц приезжает на гастроли в наш город. В Куйбышеве (ныне Самара) в спектаклях принимали участие дети из балетной школы, что существовала при театре, но на гастроли везти маленьких артистов было невозможно, требовалось подготовить новых.

Время было немного, дело было непростое и незнакомец, который оказался и прекрасным танцовщиком, и штатным репетитором, прибыл заранее, чтобы выполнить предварительную работу, в том числе и с нами, а может быть и только с нами…

В то время я уже понимала, что такое театр! Дед каждый день с утра играл гаммы на своем кларнете. Его жизнь достойна отдельного рассказа, впрочем, как жизнь любого человека. Когда музыкальные театры приезжали на гастроли в наш город, дедушку приглашали в симфонический оркестр. Слава о нем, как о великолепном музыканте, время от времени стучалась в нашу шестнадцатиметровую комнатку, где жила моя семья — все такие разные по темпераменту, по уже удивительным, частично написанным судьбам и по сословным различиям (это иногда вспоминалось).

Однажды дед забыл очки. Мы с папой бежали до театра как хорошие спортсмены на длинной дистанции, но когда вбежали в зал, уже началась вторая картина «Русалки» Даргомыжского. Здесь звучало очень важное соло кларнета! Предчувствие катастрофы сменилось радостью. Дедушка уже начал свое соло. Играл наизусть. Мы стояли потрясенные и радостные. У дедушки был удивительный звук!

К своим семи годам, я уже хорошо понимала, что балет — это труд, а театр «сладкая каторга». Впрочем, эти ощущения не укладывались в слова. Просто я знала, что если тебе нужно выступать, ты не имеешь права заболеть, «раскваситься», ты должен быть в форме и выполнить предназначенное.

Так в школьные каникулы мы «обслуживали» городские Школьные ёлки. В день приходилось выходить в двух, а иногда и в трех детских спектаклях. В разные годы я была и снежинкой, и кометой, и зайчиком. К концу зимних каникул наплывала такая усталость. Но пора было вновь собирать школьный портфель, начиная третью четверть.

Итак, в течение месяца мы упорно репетировали с нашим новым наставником. Предполагалось участие в трех спектаклях — «Лебединое озеро» и «Спящая Красавица» Чайковского, а также «Семь красавиц» Кара Караева. В Лебедином озере все было просто — мы с моей напарницей изображали пажей, которые идут за Королевой-матерью Принца Зигфрида, несут ее шлейф, а потом всю картину сидят у ее ног. Конечно, мы не просто сидели, но по-Станиславскому реагировали на события, что разворачивались на сцене. Да и шествовать за Королевой нужно было «по-балетному» — в такт музыке, шаг «с носочка».

В балете Кара Караева мы — несколько девочек изображали юных невольниц, которые предваряют процессию выхода злого Визиря. Проходка была недлинной, но непростой. Нужно было делать арабеск — позицию, когда танцовщица балансирует на одной ноге, после чего арабеск должен был переходить в перекидной прыжок. Я была меньше всех ростом, поэтому должна была начинать наше движение из-за кулис на сцену. Во время прыжка нужно было разбрасывать цветы (бутафорские, конечно), а уж потом на этот «ковер» ступал Злой Визирь (наш наставник-репетитор). Естественно это был непростой шаг! Это была проходка-характеристика, раскрывающая суть антигероя.

Самое насыщенное выступление было в «Спящей красавице».

Когда на балу, по случаю рождения Авроры появлялись Феи, их сопровождали эльфы. Я с моей напарницей сопровождала Фею Сирени. Когда впоследствии дело дошло до примерки костюмов, я по неразумной младости, была огорчена. Мой сиреневый хитон заметно проигрывал, по сравнению с яркими красками костюмов других Эльфов. Конечно же, мне объяснили, что моя Фея — почти главная героиня! Сопровождать ее большая честь! Но все же… Хотелось чего-то яркого, впрочем на сцене не выбирают, а исполняют. Кстати, злую фею Карабос, вообще сопровождали «мыши». Те костюмы были не только жаркие, неудобные, но и хвостатые.

Наша Фея не выходила, но словно «выплывала» на сцену — такой мелкий шаг на пуантах называется «pas de bourree suivi».

В балетном классе французский язык звучит чаще, чем русский, уж так сложилась история классического балета.

Самой почетной моей ролью стало соло в танце на балу, в последнем акте того же балета «Спящая Красавица».

На бал приходят разные сказочные персонажи. На самом деле постановок балета достаточно много. Сегодня танец «Мальчик с пальчик с братьями и Людоед» иногда исключается и выбирается что-то иное — танцев несколько, постановщику можно выбрать.

В той постановке этот танец существовал, и он был поставлен именно на танцевальном диалоге Мальчика с пальчик (это была я) и Людоеда. «Братья» скорее наблюдали за тем, как их младший братик одурачивает Людоеда.

Репетировали сначала в балетном классе, потом на сцене настоящего театра. Затем была сводная репетиция, но уже со всем составом, хотя и под аккомпанемент фортепьяно, и наконец, Генеральная репетиция с оркестром!

Этот путь был обозначен во всех балетах, независимо от значимости роли. Все должно было быть выверено.

Начинался танец Мальчика с пальчик, кажется с «живописного» момента — Людоед гнал плеткой семерых братьев, которые в смятении выбегали на сцену и, падая вперед, на руки, организовав круг, медленно поворачиваясь, садились спиной к центру. О золотое время! Тогда так легко было падать! Правда однажды я все-таки упала не слишком удачно. В наше время, у детей, даже у «маленьких балерин» коленки нередко были в ссадинах и царапинах. Непрофессионально, но факт.

В тот момент у меня тоже была болячка на коленке, которую я содрала при падении и довольно сильно пошла кровь. Однако остановиться в то время, когда музыка еще не кончилась, я не могла. Когда же прогон танца завершился, и наставник увидел мою окровавленную ногу, я стала «героем дня». Остановить кровь было нечем, и взрослые танцовщики раскрутили свои папиросы, залепив ранку папиросной бумагой. Мне казалось, что наш наставник относится ко мне лучше, чем к другим девочкам, а тут возникла счастливая возможность взять меня на руки и носить некоторое время. Жена наставника — концертмейстер, которая работала с нами все это время, кажется, тоже полюбила меня — угощала конфетами и смотрела с любовью и тоской матери. Я знала, что у этой супружеской пары нет детей…

Жизнь шла своим чередом. Все ждали начала гастролей. На генеральной репетиции появилась главная балетмейстер. Это была очень суровая женщина, которая всех ругала, гоняла по сцене и, сидя в зрительном зале, нещадно и звонко лупила себя по толстой ляжке, в такт музыке. Было страшновато и за артистов, которые беспрекословно слушались, и за саму суровую наставницу — мне казалось, что после репетиции ее нога будет с большими синяками.

Пришло время познакомиться с Людоедом. Это был очень добрый человек (помощник главного балетмейстера). Почему-то ему доставались партии злодеев (Людоед в «Спящей», Злой гений — Ротбарт в «Лебедином»).

На генеральной репетиции все, наконец-то облачились в свои костюмы, подогнанные костюмерами, гримеры наложили грим, устроили парики, так что я должна была впервые встретиться со своим партнером — Людоедом в гриме. Когда моя бабушка, которой почему-то разрешали приходить за кулисы, увидела Людоеда, испугалась за меня и попросила артиста показаться заранее, чтобы я не «испугалась на сцене». Для меня это был позор, но взрослые нередко совершают необдуманные поступки…

Я шла по закулисью и вдруг увидела огромного великана, что стоял перед зеркалом. Мой добрый человек, а теперь Злодей, который тоже, как я чувствовала полюбил меня всей душой, повернулся ко мне, зло сверкнул глазами и цыкнул, призвав для акта устрашения всю мощь своего таланта…

От неожиданности я остановилась, как вкопанная, глаза стали круглые, ушки прижались — я просто почувствовала это, так что бросилась по закулисным анналам на другую сторону сцены. Когда же я как ветер, пронеслась и остановилась рядом с девочками, меня спросили, что случилось! Видимо вид был соответствующий. Было стыдно признаться в своем испуге, потому я слукавила и изобразила преднамеренность.

 — Пойдемте скорее! Там Людоед в таком страшном костюме!

Девочки бросились за мной, по тому же пути, который я только что «пролетела».

Конечно, если бы я увидела Людоеда на сцене, ничего подобного не случилось бы, но тут сыграл свою роль момент неожиданности, и незнакомая злоба в глазах человека, который так меня любил.

Спящая Красавица была заявлена в афише раза три и каждый раз после исполнения танца мы несколько раз выходили с Людоедом на поклон, под бурные аплодисменты. Я была очень маленького роста и мое задорное поведение, задуманное постановщиком, не могло не понравиться публике. В конце нашего недлинного танцевального диалога, я должна была показать Людоеду «нос» — знаете — так, двумя руками, словно играя на дудочке и затем броситься наутек за кулисы. В первый раз я летела вновь, как ветер, ибо за мной раздавался тяжелый шаг преследователя. Его шаги были большие, а мои маленькие — я «еле убежала».

В других спектаклях я уже знала, как рассчитать силы, да и мой «недруг» видимо поубавил прыть.

О! Знаете ли вы, как это странно садиться в кресло гримера и тот вполне серьезно занимается тобой. Смотришь в зеркало и. не узнаешь. Отношение к нам было как к настоящим артистам. Вообще в настоящем театре все по-настоящему! Поскольку грим после спектакля обычно смывался душистым вазелином, я впоследствии долго хранила начатую коробочку. Иногда вдыхала знакомый запах и как-то пронзительно хорошо вспоминала театр.

А еще… Запах кулис. Это ни с чем не сравнить.

(Платье Анны Павловой для хореографической миниатюры "Умирающий лебедь").

Нам строго запрещалось быть за кулисами во время спектакля, но я была такая маленькая… Однажды я просто завернулась в кулису и простояла так почти все действие. Но когда оркестр грянул tutti лейт-мотив Лебедя, мое сердце замерло и я, стремглав, бросилась куда-то за Задник, упала там на старое театральное тряпье и долго рыдала от чего-то необъяснимого что накрыло так неожиданно. Это была магия музыки Чайковского!

Накануне я видела всю механику. Из одного конца сцены до другого был протянут провод и по нему «плыли» чучела лебедей. Специальный работник сцены крутил колесо и птицы двигались, прикрепленные. Конечно, все было сверено с музыкой. Между лебедями и последней, самой маленькой белой птицей, с коронкой, было некоторое расстояние, так что Лебедь-Одетта появлялась на сцене, на заднем плане, с соответствующей подсветкой, как раз в момент tutti.

Да, я все знала. Но музыка… На репетиции, когда «гоняли» птиц по проволоке, ее не было, а тут!

Это было, как в стихотворной строчке: «над вымыслом слезами обольюсь».

Отныне это было моей тайной: Балет и музыка Чайковского.

Конечно, я мечтала стать балериной. Я могла бы вам рассказать, как в Москве мне купили первые пуанты — сатиновые, для репетиций и атласные для выступлений. Как танцевала свой первый танец на пуантах, перед камерами, на телевидении. Я могла бы рассказать, как ходила на фильм-балет «Жизель» с Галиной Улановой почти каждый день, пока фильм демонстрировали.

Я могла бы вам рассказать, как это чудно, когда ты на залитой софитами сцене выполняешь все, что отрепетировано заранее, до автоматизма, и музыка руководит всем твоим существом. Зрительный зал — темный, влажный, дышит и ворочается, а ты в Свете! И ты чувствуешь, что способен победить эту тьму необъяснимой силой, которую вливает музыка и жест, олицетворяющие красоту.

Я могла бы рассказать вам много-много всего, что вошло еще в далеком детстве в мою жизнь и несказанно украсило ее.

Когда дело дошло до семейного обсуждения поступления в Пермское хореографическое училище — папа (врач-психиатр) сказал: а если ногу сломает… Когда я задумала после музыкальной школы, поступать в музыкальное училище, папа сказал: а если руку сломает…

Я очень любила своего отца. У него была за плечами жизнь, тоже достойная романа. Он говорил мне: лучше выбрать такую профессию, которая была бы нужна всегда и не только в мирное время. Мои родители хотели, чтобы я стала врачом…

Нет, я не жалею о том, что не стала балериной — впоследствии я много писала о балете, о спектаклях, о танцовщиках…

Но я помню, как после одного из спектаклей, на котором присутствовала вся моя семья, я специально не смыла грим, и мы шли, припозднившиеся (в это время дети должны уже спать). Я держала за руки папу и маму. Кажется, они были горды мной. А я была маленькой девочкой, у которой уже была своя великая тайна, та, что открывает путь к Любви, ради которой мы и рождаемся на свет.

Фотоальбомы к записи

Балет... балет...

Теги: Самостоятельные путешествия